Происходящее в украинском сегменте Интернета можно описать старым анекдотом.

“Лось с большого похмелья выходит к реке. Начинает жадно пить. Сзади из леса выходит охотник. Видит лося, прицеливается, стреляет и попадает. Лось стоит и пьет. Охотник опять стреляет и попадет. Все повторяется несколько раз.

Наконец лось поднимает голову от воды и говорит: “Не понимаю. Я пью-пью, а мне все хуже и хуже…”

Можно смело констатировать, что ни “оливье”, ни “кутя” ничем не помогли определенной части граждан с повышенной социальной ответственностью. Их плющит по-прежнему, причем спектр поводов достаточно широк. А модерируемые политические “набросы” от как-бы-лидеров общественного мнения ничего в этих настроениях не модерируют, они существуют вполне себе самостоятельно.

Поговорим немножко о ненависти в социальных сетях.

И вообще — ненависть ли то, что там бурлит?

Ненависть — не слишком распространенное чувство. Обычно в течение жизни люди ненавидят, в среднем, пять человек. У мужчин это чувство чаще возникает в позднем возрасте, после 30 лет становится интенсивнее и примерно к 60-ти затухает. У женщин все раньше и ярче.

Среди объектов ненависти первое место занимают бывшие мужья, особенно у женщин между 28 и 32 годами. На втором месте — сослуживцы. К бывшим друзьям ненависть тоже преимущественно у женщин. Чем ближе был человек, тем сильнее можешь его возненавидеть. Сильнейший гнев вызывают обычно близкие родственники, особенно отцы (привет Фрейду). За ними следуют матери, тещи, свекрови, братья и сестры. Друзей и знакомых почти никто не ненавидит (меньше 1%), зато их вторые половинки вполне способны вызывать это чувство.

Энергия ненависти, как любая другая энергия, — функция нескольких независимых переменных состояния общества. Следовательно, она может быть использована для построения другого термодинамического процесса. Она всегда откуда-то берется и куда-то девается.

В нашем случае это было перемещением точки приложения эмоций от “ла-ла-ла” и всего прочего, что прямо или косвенно отождествляется с кремлевской ОПГ внутрь Украины. Физически превратить эту ненависть в военное сопротивление гражданам не позволил фактический сговор Запада, России и прежней украинской власти.

Мотивы у каждой из сторон были совершенно разные, но на момент сговора интересы совпали.

Майдан не сформировал новую систему социально-государственных отношений, но чуть было не разрушил старую. Переполох вышеупомянутой тройки, которая могла оказаться лишенной привычных кнопок и рычагов управления украинской реальностью, и вследствие этого — дешевой нейтральной площадки для собственных разборок, был настоящим. Причем “кнопки” эти могли быть устранены физически. Потому что насилие и репрессии в условиях революции и войны — достаточно заурядное явление.

И как показывает новейшая история, наиболее кровавыми репрессантами выступают ближайшие друзья и помощники основных негодяев, знающие, какие концы нужно спрятать и как перехватить воровские активы. Передоговариваться со всеми ними потом — дорого, хлопотно и без гарантий.

Волонтерское и добровольческое движения в итоге этого переполоха были успешно канализированы. В том смысле, что энергию ненависти сначала убрали от внешних акторов и перенаправили на внутренний театр политических действий.

К моменту выборов этот процесс достаточно успешно завершился. Новая реальность стала приобретать хотя и несколько карнавальные (“кто не за нашего любимца, тот пособник Путина”), но вполне понятные эмоциональные черты.

Но вот проблема — прежняя система власти, которую этот процесс успешно поддерживал, в одночасье рухнула. Не сменилась, а именно рухнула с оглушительным треском.

После непродолжительного ожидания, что из клубов этой политической пыли восстанет некое совершенно новое здание новой украинской власти, ослепительно сияющее светом правды, а не караван-сарай щитовой сборки, граждане оказались со своими деструктивными эмоциями совершенно наедине. Остались в состоянии фрустрации.

Звучит парадоксально, потому что все страстные нынешние излияния имеют весьма конкретных адресатов и характеризуют: все, что бы те ни делали, — это все одинаково плохо.

Если строго следовать изучаемому термину, в основном мы ненавидим людей, с которыми знакомы, — редко такое чувство может возникнуть без прямого контакта.

Основная причина ненависти — предательство, а еще — нарушение обещаний, вкупе с сильным отвращением к личности объекта. Хотя действия и бездействие нынешней власти вообще лежат далеко в стороне от поля политических ожиданий обиженных на нее людей, именно эта отдаленность и является причиной таких сильных страстей.

Если иметь в виду специфический вид возбуждения — озлобленность человека под влиянием фрустраторов и стрессоров, то вполне очевидно, что она является не просто фоном, но и одним из условий, и даже причиной агрессивных действий. Озлобленность, наряду с ненавистью и презрением, является одним из мотивирующих истоков агрессивного поведения. Если нет физической возможности проявить поведение через поступок, озлобленность усиливается.

Состояние возбужденности конкретизируется в форме той или иной эмоции в зависимости от того, с чем человек связывает ее, и как объясняет (опыты Стенли Шехтера).

То есть когда человека спрашивают о причинах его эмоционального состояния (или он сам себя спрашивает), он вполне может называть другие причины.

Это “теория переноса возбуждения” (автор Дольф Зильман). Возбуждение, вызываемое у человека в одной ситуации, может быть перенесено в другую, приводя к усилению другой эмоции. Поэтому у легковозбудимых людей эмоциональные состояния быстро чередуются в зависимости от того, в каких ситуациях поочередно они оказываются или воздействию каких раздражителей подвергаются. Это именно то, что в народе называется: “колбасит”.

Вот еще важный момент, с которым я сознательно помедлил, рассказывая о ненависти. Большинство людей впервые испытывают настоящую ненависть в предпубертатном возрасте, примерно в 12 лет. Это очень хорошо ложится в предположение о подростковом психологическом возрасте Украины, если мы предполагаем, что данные эмоции действительно всенародны.

Но обычно под ненавистью люди понимают сходные эмоции: сильная неприязнь, отвращение, гнев.

Что из этого следует в ближайшей социально-сетевой перспективе для власти?

Существующий “букетик” общественного негодования пока довольно скуден и неказист, как бы эффектно его ни упаковывали заинтересованные действующие лица и исполнители. Но, продолжая цветочную метафору, надо отметить, что он никак не вянет.

Дело не в каких-то эффективных модераторах этих настроений, — они существуют. Но социальные настроения такая штука, что искусственно их надуть никак невозможно, от слова “совсем”. Попытки высших чиновников не дать повода к раздражению приводят к обратному.

Социум не приемлет нейтральности и умеренности власти. Он воспринимает это как заговор и предательство своих ожиданий “пыток и казней”. Точнее сказать, та часть социума, которая собиралась стать гражданским обществом, но тут ей сказали, что “свободных мест в социальном лифте больше нет, и завтра тоже не приходите”. В электоральных пропорциях эта часть ничтожна. Но продолжать жить в мире процентных соотношений совершенно другой политической реальности — опасное заблуждение.

Дело в том, что в этом скромном букетике ненависти все “цветочки” разные, икебана так себе.

Но при определенных обстоятельствах каждый из “цветочков” сходных, но не тождественных негативных эмоций, вполне может развиться в самостоятельный букет, а тот, в свою очередь — превратиться в красивый венок.

Олег Покальчук. zn.ua

Поширити

Залишити відповідь

Ваша e-mail адреса не оприлюднюватиметься.